Леонид Анцелович 26.04.2025
……..«Достаточно будет уехать 300 интеллектуалам, и Франция превратится в страну идиотов», ─ говорил выдающейся французский математик, ученый и философ XVI века Блез Паскаль. С ним в корне не согласен выдающейся российский философ, писатель, академик и политик XXI века Владимир Вольфович Жириновский (не к ночи будет упомянут). По его мнению, образование необходимо сдерживать. Выступая в Госдуме, он заявил: «Неужели вы не можете понять, что чем больше высокообразованной молодежи, и все поколение, если будет образованным, они будут свергать власть каждые десять лет?". Это означает, что ради сохранения себя во власти, нужен безмозглый, необразованный народ, а кто будет развивать промышленность, строительство, здравоохранение ─ это для нашей элиты второстепенно: нефти и газа на их век хватит, а отпрыски уже давно обосновались на благополучном Западе. Создается впечатление, что руководство России живет сегодняшним днем и о будущем совсем не беспокоится.
Здесь вспоминается эпизод из романа Войновича о солдате Чонкине, селекционер-самоучка Кузьма Гладышев, соседу Ивану Чонкину объяснял: Для хорошего урожая надо удобрить землю дерьмом. Из дерьма произрастают травы, злаки и овощи, которые едим мы и животные. Животные дают нам молоко, мясо, шерсть и все прочее. Мы все это потребляем и переводим опять на дерьмо. Вот и происходит, как бы это сказать, круговорот дерьма в природе. И, скажем, зачем же нам потреблять это дерьмо в виде мяса, молока или хотя бы вот хлеба, то есть в переработанном виде? Встает законный вопрос: не лучше ли, отбросив предубеждение и ложную брезгливость, потреблять его в чистом виде, как замечательный витамин? Для начала, конечно, поправился он, заметив, что Чонкина передернуло, можно удалить естественный запах, а потом, когда человек привыкнет, оставить все, как есть. Но это, Ваня, дело далекого будущего и успешных дерзаний науки .
Кузьма Гладышев свою идею так и не осуществил, зато в настоящее время, благодаря успешному дерзанию российскому импортозамещению, мы близки к осуществлению его мечты. И хотя дерьмо в чистом виде пока не употребляем, но судя по качеству многих продуктов, ждать осталось недолго. Вспоминается анекдот, как один НИИ пищевой промышленности взялся производить сливочное масло из дерьма. Через год, потратив выделенные государством деньги, отчитываются об успехах: «На хлеб уже намазывается, но есть пока нельзя». И заслуга в наших успехах целиком на круговороте, только не дерьма в природе, а людей: уезжают ученые, врачи, инженеры, приезжают таджикские дворники. Их дети учатся, становятся учеными, врачами, инженерами и уезжают на Запад. Приезжают дворники. Вот такой круговорот специалистов в России.

Виктор Астафьев - Вячеславу Кондратьеву.
"...Я тоже только раз, перед нашей первой артподготовкой, видел на снарядах, приготовленных к заряжению, написанное "За Сталина", а "ура" вообще ни разу не слышал, хотя воевал в более благоприятные времена, на фронте, бестолково наступавшем, но это ничего не решает, Вячеслав. Все мы, все наши гены, косточки, кровь, даже говно наше пропитаны были временем и воздухом, сотворенным Сталиным. Мы и сейчас еще во многом его дети, хотя и стыдно даже себе в этом признаться. Слава богу, что уже не боимся, а лишь стыдимся.
...мы той порой, мальчишки, съеденные вшами до костей, делали работу один за пятерых, а то и за десятерых. Нам не до Сталина и не до "ура" было - ткнуться, упасть, уснуть. От усталости, от куриной слепоты много погибло, выходило из строя бойцов. Не тебе говорить, когда отупеешь и обессилишь до того, что одна-единственная мысль в голове шевелится: "Скорей бы убило. Отмучился бы".
...А в это время росли тыловые службы, комиссары имели по три машины: легковушку для выезда на всякого рода руководящие совещания, "виллис" у большинства так и остался новым, у нашего бригадного комиссара даже краска американская, качественная, на нем не сносилась, третья машина — грузовая, "студебеккер". Там стояли только заправленные "простынями" пишущие машинки и всякого рода вдохновляющие тексты и бумаги, и при них секретарши не старше восемнадцати лет, менявшиеся по мере употребления и отправляемые в тыл для "лечения".
...А между прочим, тот, кто «до Жукова доберется», и будет истинным русским писателем.. Ох, какой это выкормыш "отца и учителя"! Какой браконьер русского народа. Он, он и товарищ Сталин сожгли в огне войны русский народ и Россию. Вот с этого тяжелого обвинения надо начинать разговор о войне, тогда и будет правда, но нам до нее не дожить. Сил наших, ума нашего и мужества не хватит говорить о трагедии нашего народа, в том числе о войне, всю правду, а если не всю, то хотя бы главную часть ее".
papaded: Настоящие российские писатели, такие, как В. Астафьев писали правду о Второй Мировой войне, а не врали, как современные руководители, писатели и пропагандисты. Они никогда не смогли бы восхвалять войну и никогда бы не кричали:»Можем повторить»

Из интервью писателя-фронтовика Виктора Астафьева.
Журналист: Неужели немцы воевали лучше, чем мы, русские?
Астафьев: Лучше! Во всех отношениях лучше!
Журналист: А как же мы войну-то выиграли? Астафьев: Кровью. Большой. Большими жертвами.
Журналист: А разве можно великую войну выиграть только кровью и только мясом?
Астафьев: Оказалось, можно. В сорок первом году мы сдали в плен три миллиона, сдали регулярную армию! Кем мы воевали? Мы довоевались до того, что в сорок четвёртом году в окопах уже появились язвенники, какие-то кривоногие, криворылые, когда по четвёртому разу, после четвёртого ранения из госпиталя стали возвращать на передовую людей. Мы говорим о бесчеловечности – вот она!.. Только бог знает всю правду о нашей войне – настолько она преступна, настолько она кровава. Мы расстреляли миллион человек на фронте. Миллион! Это могут себе позволить люди, которые провели коллективизацию, стреляя налево и направо. Люди, которые двенадцать с чем-то миллионов держали за решёткой, придумывая им всякие преступления…
(Астафьев замолчал, его взгляд, полный тягостных воспоминаний, устремился куда-то вдаль, словно он снова видел те дымные поля, пропитанные кровью. Журналист, затаив дыхание, ждал продолжения. Наконец, герой войны заговорил снова, его голос дрожал от едва сдерживаемой боли)
— Миллион, — повторил он, словно это слово жгло ему горло. — Миллион наших же, расстрелянных не врагом, а своими. За что? За то, что отступили, за то, что выжили, за то, что не смогли бежать под пулемёты без патронов. За то, что кто-то решил, что их жизнь — это просто цифра в отчёте. Мы гнали людей на смерть, как скот на бойню. Приказы были безжалостны: ни шагу назад. А за спиной — заградотряды, свои же, с винтовками наперевес. Попробуй отступи — пуля в спину. И это называли героизмом.
Он сжал кулаки, морщины на его лице углубились, словно вырезанные ножом.
— Мы не просто воевали с немцами, мы воевали с собой. С системой, которая не щадила никого. Коллективизация научила: человек — ничто, массы — всё. И на фронте это продолжалось. Я видел, как молодые ребята, вчерашние школьники, шли под огонь, потому что иначе — трибунал. Видел, как командиры, боясь за свои погоны, бросали батальоны в мясорубку, зная, что никто не выживет. И всё это ради того, чтобы в сводках написать: «выполнено».
Астафьев тяжело вздохнул, его глаза блестели от слёз, но он не дал им пролиться.
— А сколько мы потеряли в штрафбатах? Их же специально посылали на верную смерть. Считалось, что они искупают вину кровью. Какую вину? За то, что попали в плен? За то, что выжили в окружении? Мы не жалели ни своих, ни чужих. И всё это — под знаменем победы. Победа была, да. Но какой ценой? Мы утопили врага в нашей крови, но и сами захлебнулись в ней……..
…...И знаете, что самое страшное? — вдруг добавил ветеран, глядя прямо в глаза собеседнику. — Мы до сих пор не хотим говорить об этом. Мы славим подвиги, но молчим о преступлениях. А они были. И пока мы не признаем их, мы не поймём, что такое настоящая победа. Не та, что куплена кровью миллионов, а та, что учит нас быть людьми.